Сангха, или духовная община, - это третья из драгоценностей. Согласно буддийской традиции, существует три уровня сангхи: арья-сангха, бхикшу-сангха и маха-сангха. Разбор значения каждого из этих терминов позволит нам более полно понять, что такое Сангха в традиционном смысле слова.

Арья сангха

Слово арья в составе выражения арья-сангха буквально означает «высокородный» и в более широком смысле - «святой». В буддийской терминологии арья всегда означает святость как «соприкосновение с трансцендентальным». Стало быть, арья-сангха называется так потому, что состоит из святых личностей (арья-пудгала), у которых есть некоторые общие им всем трансцендентальные достижения и переживания.

Эти люди едины на духовном уровне, но вполне могут не находиться в физическом контакте, ибо объединяет их общность духовных переживаний. На этом уровне Сангха - это чисто духовное сообщество, совокупность индивидуумов из разных частей света и разных эпох, располагающая одними и теми же духовными достижениями и переживаниями, что снимает для них пространственно-временную разобщенность.

Согласно общей основе убеждений и доктринальных положений, принятых всеми различными школами буддизма, различаются четыре следующих типа святых: вошедшие в поток (сротаапанна), единожды возвращающиеся (сакри-дагамин), невозвращающиеся (анагамин) и архаты. Ими составлена духовная иерархия, посредствующая между Буддовостью и обычной человеческой непросветленностью.

Путь к Просветлению, как учил Будда, может быть различными способами поделен на последовательные стадии. Однако основным считается деление на три больших этапа: этики (санскр. - sila, пали - sila), медитации (samadhi) и мудрости (санскр. - prajna, пали - раппа). Мудрость, завершающий этап, приходит в виде вспышек прозрения, озаряющих собою природу реальности. Эти вспышки прозрения - не понятийного свойства, они непосредственны и интуитивны. Обычно они возникают во время глубокой медитации.

Оказывается, что в духовной жизни ничто не приходит сразу, все идет постепенно, шаг за шагом. На всех стадиях требуется медленное и систематическое продвижение. Так что обнаруживается, что прозрения бывают различных степеней интенсивности. Вы можете испытать слабую вспышку прозрения (если ваша медитация слаба, большего она вам не даст), или у вас будет очень яркая мощная вспышка прозрения, которая озарит потаенные глубины реальности. Типы святых различаются степенью интенсивности своего прозрения.

Это ставит перед нами важный вопрос: как измеряется интенсивность прозрения? Традиционно в буддизме прозрение измеряется двояко: субъективно, по количеству духовных оков (пали - самьяоджана, всего существует «десять оков», приковывающих нас к колесу жизни, в котором мы вращаемся), которые оно может разорвать; а также объективно, по количеству перерождений, предстоящих после достижения данного уровня прозрения.

Вошедшие в поток.

Святые первого уровня именуются вошедшими (букв, «попавшими») в поток (сротаапанна), который постепенно приведет их к нирване. Вошедшие в поток развили у себя уровень прозрения, достаточный для того, чтобы разорвать первые три из десяти оков. Остановимся на этих оковах дольше, чем на остальных, так как они касаются нас самым непосредственным образом.

Первая окова называется satkayadrsti (пали - sakkayaditthi), что значит «личностное воззрение». Оно двояко. Первое называется sasvata-dristi. Согласно нему самотождественность личности после смерти остается неизменной. Это традиционная вера в бессмертие души, любая ее форма. У нас, мол, есть душа (неизменное самотождество, эго), которая отлична от нашего тела и пребывает после нашей смерти (она или идет на небеса, или перевоплощается). Здесь существенно именно то, что душа неизменна (как своего рода духовный бильярдный шар, который катится себе вперед, не меняясь); она не процесс, но сущее нечто. Другой вид «личностного воззрения» таков: после смерти наступает забвение: смерть - конец всему, ею все пресекается (традиционный термин - «uccheda» - буквально пресечение). Иными словами, согласно этому убеждению, психическая сторона жизни завершается в момент смерти вместе с физической, материальной.

Согласно буддизму, и то, и другое - крайние и неверные воззрения. Буддизм учит срединному воззрению: смерть - не конец всему в том смысле, что со смертью физического тела не происходит полной остановки психических и духовных процессов; они продолжаются. Но это и не продолжение существования неизменной души или эго. Длится не что иное, как психический процесс во всей своей сложности и постоянной изменчивости и текучести. С буддийской точки зрения то, что продолжается после смерти, есть как бы поток психических событий.

Вторая окова - это vicikitsa (пали - vicikiccha), что обычно переводится как «скептические сомнения» и иногда как «нерешительность». Это не «добросовестное сомнение», о котором Теннисон сказал:

«Право, больше веры в добросовестном сомнении,

чем в половине вероисповеданий».

Точнее будет сказать, что вичикитса - это нежелание прийти к определенному выводу. Люди колеблются, им бы все на заборе сидеть, не хотят они спрыгнуть ни на одну сторону. Они так и пребывают в этой нерешительности, не едины сами с собой, да и не пытаются это сделать. Что касается вопроса о посмертном существовании, то они сегодня думают одно, а завтра - совершенно другое. Они не берут на себя труд разобраться с этим до конца и все ясно продумать. И вот такая самоуспокоенность в колебаниях - это окова, которую, согласно учению Будды, необходимо разрушить.

Третья окова именуется silavrata-paramarsa (пали - silabbata-paramasa). Этот термин обычно переводят как «привязанность к обрядам и ритуалам», что, однако, совсем неправильно. Буквальное значение слова шилаврата-парамарша - «принятие этических правил и религиозных предписаний за самоцель». Шила здесь вовсе не обряд, но нравственное предписание или правило (если, например, говорится, что, согласно учению Будды, нельзя отнимать жизнь, то это - шила, нравственное правило). Врата - это ведическое слово, означающее обет, соблюдение религиозного предписания. Элемент, превращающий выражение silavrata-paramarsa в термин для «оков », это paramarsa - «цепляние». Таким образом, вместе это - «принятие нравственных правил, даже (хороших) религиозных предписаний за самоцель, цепляние за них самих по себе».

Это возвращает нас к притче о плоте. Как я уже говорил, Будда уподоблял Дхарму плоту, перевозящему нас с этого берега сансары на тот берег Нирваны. Дхарма во всех своих аспектах, учил Будда, есть средство для некой цели. Если мы станем думать, что нравственные правила и религиозные предписания - даже медитация или изучение священных текстов - самодовлеющи, то они сделаются нашими оковами, а оковы надобно разбить. Таким образом, эти оковы возникают, когда религиозную практику и предписания рассматривают как самоцель. Они весьма хороши как средства, но сами не суть цель.

Таковы первые три оковы. Вошедшим в поток становятся, стало быть, благодаря постижению ограниченности «Я», необходимости определенных обязательств, а также относительности всех религиозных практик и предписаний. При достижении стадии вхождения в поток остается, согласно буддийской традиции, не более семи перерождений в колесе жизни, а может быть и меньше. Вхождение в поток, таким образом, представляет собою важную стадию духовной жизни. Можно больше сказать - это в истинном смысле слова духовное обращение.

Помимо того, вхождение в поток достижимо для каждого серьезного буддиста и должно таковым считаться. Нет проку заниматься медитацией с прохладцей да кое-как следовать пяти предписаниям, искоса поглядывая на нирвану. Следует серьезно полагать, что вполне возможно уже в этой жизни разбить три оковы, войти в поток и твердо вступить на путь к просветлению.

Возвращающиеся однажды.

Святые второго уровня, «единожды возвращающиеся» (санскр. sakrdagamin), это те, кто вернется человеком на землю лишь однажды; они разбили первые три из оков и весьма ослабили еще две: четвертую, т.е. «желание существовать в чувственном мире» (kama-raga), и пятую - «враждебность» или «гнев» (vyapada). Эти оковы очень крепки. Разорвать первую тройку сравнительно легче, потому что те «интеллектуальные», так что их можно разбить чистым интеллектом, иными словами прозрением. А эти две эмоциональные, укоренены куда глубже, и их разорвать гораздо труднее. Поэтому-то даже ослабления их достаточно, чтобы сделаться единожды возвращающимся.

Несколько пояснений к этим двум оковам. Кама-рага есть желание или побуждение обрести чувственное существование. Стоит немного поразмыслить, чтобы осознать, насколько это побуждение сильно. Представьте, что вам неожиданно отказали все органы чувств. В каком же состоянии будет тогда ваш ум? Это будет переживаться как ужасное лишение. И вашим единственным побуждением будет - вернуть себе контакт с окружающим, возможность видеть, слышать, нюхать, вкушать, осязать. Подумав об этом, мы можем до некоторой степени уразуметь, насколько сильна наша тяга к чувственному существованию. (Нам известно, что в момент смерти мы потеряем все свои органы чувств - не будем ни видеть, ни слышать, ни нюхать, ни вкушать, ни осязать. Смерть отрывает от всего этого, и ум оказывается в ужасающей пустоте - «ужасающей» для тех, кто стремится к контакту с внешним миром посредством органов чувств.)

Четвертая окова крепка и ослабить ее трудно; так же и пятую, гнев (vyapada). Иногда мы чувствуем, словно в нас забил источник гнева, ищущий себе выход. Это происходит совсем не потому, что что-то случилось и рассердило нас, а потому, что гнев в нас всегда, мы же только ищем вокруг себя мишень, в которую его можно было бы направить. Этот гнев в нас глубоко укоренен.

Здравствуйте, уважаемые читатели! Сегодня мы расскажем о том, что такое сангха. Изначально в переводе с санскрита «сангха» значит «множество» или «собрание». Вы узнаете, почему буддисты образуют общины, как в них вступить и какие жизненные правила они соблюдают.

Кто туда входит

Когда буддийское учение только возникло, под сангхойимелась в виду совокупность ближайших последователей Шакьямуни. После его смерти сангхой назывались уже все монахи, входившие в общину.

А сейчас под этим определением подразумеваются либо все люди, исповедующие буддизм, в том числе и миряне, либо сформировавшаяся по какому-либо признаку, например, территориальному, группа верующих.

Буддийская сангха

Самое узкое понятие сангхи – это группа святых, стоящих на одной ступени просветления.

Зачем нужна консолидация?

Рассмотрим преимущества сангхи и её роль в достижении просветления каждым её членом. Достичь его каждому человеку по силам и самостоятельно — если есть такая цель, намерение. Но любое дело легче выполнить, когда у тебя есть единомышленники.

В нашем мире сложилось так, что бескорыстие и какие-либо устремления, не ставящие конечной целью обретение наслаждения, обогащения или прославления, воспринимаются большинством недоброжелательно, в лучшем случае, как чудаковатость. Поэтому группа людей, объединившаяся для достижения бескорыстной духовной цели, вместе будет чувствовать себя более уверенно и ощущать ежедневную поддержку друг друга.

В сообществе создаётся необходимая религиозная атмосфера, в которой легко трудиться, улучшая своё сознание. Здесь неловко показывать свои нехорошие черты, которые человек не смущается демонстрировать своим родным или которых не стыдится перед самим собой. Перед глазами всегда есть другие члены общины — образцы духовности, убеждающие в том, что есть возможности для нравственного роста.

В общине неуместно лицемерие. Если кому-то случится возгордиться от собственных достижений, это становится всем заметным, и адепту указывают на его заблуждения. Важность сообщества заключается в том, что каждый её член получает помощь в случае моральной неустойчивости, ему не дают совершить нравственное падение, а уже совершённые неблагие поступки есть возможность искупить, публично покаявшись.

Успешное выполнение воспитывающей и поддерживающей функций сообщества возможно при искреннем, доброжелательном отношении его членов друг к другу. В этом отношении можно провести параллель между буддийской сангхой и коммуной, которую создал в воспитательных целях известный педагог А.С. Макаренко.

Когда в общину объединяются миряне, их имущество остаётся при них, но они могут по совместному решению всех членов общины материально поддержать наиболее бедных товарищей, оказать нуждающимся помощь в виде совета или потрудившись на их благо.

Главным отличием буддийских общин и коммун является разные подходы к идеологии.

В сангхе:

• не исповедуют материализм;
• отсутствуют негативные чувства, такие как ненависть или презрение, к идеологическим противникам;
• не затравливают виновных;
• не подчиняют волю одного общей воле;
• пестуют индивидуальность послушника;
• создают условия каждому адепту для полного раскрытия его способностей.

Монахи школы Гелуг

Поэтому сангху справедливо считают одной из трёх буддийских драгоценностей, наряду с Буддой и его Учением – .

Возникновение

Аюшеев не признаёт буддийские сообщества, не подчиняющиеся ему. Он считает, что в связи с формированием в Китае жёсткой государственной экономики, недальновидно выделять на территории Бурятии участки земли для строительства тибетских храмов (как для дацана на Лысой горе), так как в дальнейшем они могут стать опорой для китайского влияния.

Заключение

На этом, друзья, прощаемся с вами. Спасибо за вашу поддержку и за то, что делитесь нашими статьями в социальных сетях.

Всего доброго и до встречи!

Поэтому буддийскими можно называть те школы и направления, которые принято считать таковыми самой традицией.

Также важным является факт различного отношения в конкретных школах к роли монашества. Буддийская община (сангха) начала раскалываться почти сразу после ухода Будды в нирвану. Доказано, что основную роль в этом играли не доктринальные разногласия, а различное понимание норм совместного существования, что, однако, не мешало представителям разных направлений впоследствии, при условии сходного понимания морально-этического и дисциплинарного кодекса (Винаи), жить в одном монастыре.

Сангха появилась, когда Будда первый раз повернул колесо учения (Дхармы): пятеро аскетов, с которыми он практиковал до просветления, пришли к нему и стали первыми учениками. «Аудитория» Будды быстро разрасталась, часть людей приняла монашество. Исходя из различных случаев, Будда дополнял устав новыми положениями. Так сложилась основа винаи. После смерти Будды сангха разделилась на стхавиравадинов (последователи «учения старейших») и махасангхиков. Эти направления дали жизнь основным школам буддизма - хинаяне и махаяне. Стхавиравадины, они же тхеравадины (пали), утверждали, что именно они сохраняют истинное учение в чистоте и всей полноте, а остальные вносят в дхарму непозволительные новшества. Относительно значения термина «махасангха» существуют разные мнения: одни буддологи полагают, что махасангхики считали нужным расширить общину за счет допуска в нее мирян, а другие - что сторонники этого течения представляли большую часть общины.

Теперь будет уместным упомянуть о доктринальных отличиях.

По учению хинаяны, до просветления Будда в течение многих жизней был обычным человеком, только наделенным великими добродетелями и святостью, обретенными благодаря совершенствованию. После пробуждения (бодхи), которое, по мнению хинаяны, является ничем иным как плодом архатства, Сиддхартха Гаутама перестал быть человеком в собственном смысле этого слова, став Буддой, то есть просветленным и освобожденным от сансары, но никак не богом или какой-либо иной сверхъестественной сущностью. Если мы, будучи монахами, станем следовать примеру Будды, то достигнем того же результата. Будда ушел в нирвану и не существует для этого мира, а мир не существует для него, поэтому молиться Будде бесполезно; молитвы и подношения нужны не Будде, а тем, кто воздает тем самым ему долг памяти и упражняется в добродетели даяния. Хинаяна является сугубо монашеской формой буддизма. Строго говоря, в рамках данной традиции только монахи могут считаться буддистами в собственном смысле этого слова. Только монахи могут реализовать главную цель буддизма - достижение состояния нирваны, только монахам открыты все наставления Будды и только они могут практиковать предписанные им методы психопрактики. Мирянам же остается только улучшать свою карму через совершение благих поступков и накопление заслуг, обретенных за счет поддержки и содержания сангхи. Благодаря этим заслугам в течение следующих рождений миряне станут достойными принять монашеские обеты и вступить на Восьмеричный Благородный Путь. По этой причине тхеравадины никогда не стремились заниматься активной миссионерской деятельностью и вовлекать мирян в жизнь сангхи и в различные формы религиозной деятельности.

В махаяне к вышеупомянутым доктринальным аспектам подходили совершенно иначе. Для последователей этой школы идеальной личностью был не обретший нирвану архат, а стремящийся к достижению состояния Будды на благо всех живых существ бодхисатва. Целью буддийского пути в рамках данного направления становится уже не нирвана, а просветление. Для махаянистов Будда - не просто человек: он - метафизическая реальность, истинная природа всех дхарм, лишь явленная людям в виде человека.

Было бы принципиально неверным умалять роль монашества в махаянском буддизме, но необходимо отметить, что здесь принятие монашеских обетов и постриг не являются обязательным условием для достижения состояния Будды. Некоторые махаянские тексты превозносят мирян, достигших более высокого уровня духовного развития, чем большинство монахов и даже некоторые великие бодхисатвы. Основной лозунг учения махаяны - достижение просветления посредством развития мудрости и сострадания на благо всех живых существ.

Особое место в рамках рассматриваемой темы занимает Ваджраяна, которую можно считать заключительным этапом развития буддизма на его родине. В ней нет существенных доктринальных отличий от махаяны, но ваджраянисты акцентируют внимание на эффективности своих методов, то есть адепт этой школы может достичь просветления не в течение трех неизмеримых кальп, а в течение одной жизни, что позволяет быстрее выполнить свой обет бодхисатвы. В ту эпоху в буддизме, как в широко распространенной и влиятельной религии, сложилась своя монашеская элита, которая была ослеплена собственным благочестием и которая подменила дух учения Будды скрупулезным следованием букве монастырских уставов и предписаний. Это побудило ряд последователей бросить вызов традиционному монашескому образу жизни во имя возрождения духа учения. Здесь выделились махасиддхи, которые предпочли монастырскому затворничеству опыт индивидуального отшельничества и йогического совершенствования.

В данной традиции важен образ гуру, личного наставника, поскольку путь махаяниста представляет собой узкую тропинку на крутом склоне горы, с которой в любой момент можно сорваться: неправильный подход к практике может привести йогина к безумию и попаданию в особый, ваджрный ад. Махасиддхи были, прежде всего, практиками: они не связывали себя принятием формальных обетов, вели свободный образ жизни и даже внешне отличались от простых монахов (имели длинные волосы, а иногда и бороды). Они имели возможность свободно общаться с такими же, как они, индуистскими йогинами, презиравшими ограничения брахманской ортодоксии, что давало источник для неограниченного обмена идеями и методами. По всей видимости, именно в этой среде формировались приемы и образы, характерные для тантр класса наивысшей йоги , много позже усвоенные (не в полном объеме) монастырским буддизмом.

Стержнем буддийской монашеской общины являлся морально-этический и дисциплинарный кодекс - Виная. Как было упомянуто выше, этот кодекс основывался на принципе прецедента, то есть редактировался самим Буддой, в случае если монахи совершали проступки. По принципу построения и по духу - это система юридическая, но существенно то, что среди монахов судопроизводство предполагало полную искренность. Строение текста винаи таково:

Vinaya-pitaka:
Sutta-vibhanga:
Parajika

Khandhaka:
Maha-ovagga

Citta-varga
Канон именовался Pratimoksa. Согласно ему монах принимал на себя 227 обетов, а монахиня - 311.

Упомянутая выше параджика (Parajika) буквально означает «гнать прочь» или «поражение», в смысле провала на пути к освобождению от пут сансары. Параджика включала в себя половую связь, убийство, воровство и ложные претензии на обладание сверхспособностями. При этом человек изгонялся из общины.

Существовала так же Sanghadisesa, то есть параджики на шесть дней.

У монахинь параджика состояла из восьми пунктов.

Несмотря на строгий запрет на контакты с противоположным полом, жилище монахинь должно было находиться рядом с обителью монахов, так как беззащитные женщины, следующие ахимсе, становились для разбойников легкой добычей; мужчины также всегда могли оказать помощь, если требовалась грубая физическая сила. Тем не менее, монахиня всегда была по статусу ниже монаха, вне зависимости от возраста и уровня духовного развития. У монахинь Sanghadisesa составляла полмесяца.

В обеты всех монахов входил пост - upasatha (upasodha).

Установления, данные Буддой, были зафиксированы на первом буддийском соборе, произошедшем в Раджагрихе и продолжавшемся несколько месяцев, так как у джайнов была заимствована традиция в сезон дождей сидеть на одном месте и проводить время в философских диспутах и обсуждении разного рода вопросов.

Будда сказал, что после его ухода каждый должен - и может - быть наставником самому себе. В ранней общине не было иерархии, поэтому она существовала, скорее, как движение, а не как организация.

Монахом мог стать любой желающий, однако, существовал ряд профессий от которых при принятии прибежища необходимо было отказаться (например, профессия мясника). Аудитория делилась на собственно монахов Bhikhu и «вольнослушателей» Sramanera. Для того, чтобы стать монахом, послушник обращался к общине и просил принять его. Ему задавали ряд анкетных вопросов. После того, как дан ответ на все вопросы, сангха молчанием давала согласие. Тогда ему сообщали четыре правила, затем ему сообщали четыре заповеди. В числе правил было ношение чивары (буквально - «лохмотья»).

Человек, вне зависимости от вины, не мог быть бесповоротно изгнан из общины, поэтому всегда можно было попытать счастье в другом месте.

Основные запреты были таковы: нельзя было иметь вещей, кроме собственной одежды , патры - чаши для подаяний и коврика. Запрещено иметь дом , скот и заниматься торговлей. Нельзя принимать золота и серебра. Если не удавалось передать деньги мирянину, чтобы тот употребил их для удовлетворения нужд общины, то на этот случай существовал особый ритуал для «утилизации» денег.

Жилище монахов устраивалось в зависимости от климата региона. Предполагалось проживание в одиночестве, что, правда, было возможным весьма редко.

День начинался до восхода солнца. После выполнения гигиенических процедур нараспев читали сутры. Потом брали патры и шли в ближайший населенный пункт за милостыней. При сборе милостыни нельзя было смотреть на то, что дают и нельзя было смотреть в глаза дающему, дабы не вынуждать его дать больше. Затем монахи возвращались в обитель и вместе принимали пищу. Питались монахи один-два раза в день.

С ходом времени в общине стали возникать разные должности. На собраниях решение не могло быть принято, если хотя бы один человек был против. Труд в буддийской монашеской среде воспитательным элементом не являлся.

Особо важным был обряд upasatha. Он представлял собой всеобщее собрание, на котором обязаны были присутствовать все, даже больные. В целом это была коллективная исповедь. Наставник читал нараспев все заповеди. По прочтении каждой части он задавал вопрос, виновен ли кто-нибудь в нарушении вышеперечисленных положений. Если таковые имелись, то они должны были добровольно признаться. Исповедь была открытой, но на нее не допускались монахини и миряне.

Сангха условно делилась на bhikhu samgha и bhikhuni samgha, а вместе они составляли ubhato samgha.

К женщинам при вступлении в общину предъявлялись особые требования. Испытательный срок перед получением сана составлял два года. Кроме того, монахине нельзя было идти по одной дороге с монахом, по отношению к монаху «путь речи» для женщины был закрыт, общение с противоположным полом было сведено до минимума. Список же практик, предписанных монахиням, не отличался от того, что должны были делать монахи.

Такой представляется картина раннего буддизма. С течением времени в организации сангхи произошли кардинальные изменения. В XI веке буддизм был почти полностью вытеснен из Индии. Но, несмотря на то, что буддийское учение во всех своих проявлениях широко распространено и на Дальнем Востоке, и в странах юго-восточной Азии, самой мощной цитаделью буддизма остается Тибет. На примере тибетского буддизма мы постараемся представить современную ситуацию в общине.

В период расцвета буддизма в Тибете около половины населения было монахами. Это обусловлено не только высокой религиозностью тибетцев, но и довольно суровыми климатическими условиями. Как только буддизм приобрел влияние, содержание монастырей стало одной из самых капиталоемких статей бюджета. К общине относились с глубочайшим почтением, и в то время, когда народ бедствовал, в экономике монастырей наблюдалась относительная стабильность, что позволяло общине оказывать населению поддержку. Тибетские семьи всегда были большими, поэтому родители стремились пристроить хотя бы одного ребенка в монастырь. Обычно в монастырь вступали в возрасте 7-8 лет добровольно, при этом инициатива могла исходить от любой стороны. Необходимыми условиями были здоровье и возраст, достаточный для того, чтобы «прогнать ворону». Несмотря на то, что дети брили головы и носили монашеское одеяние, они не принимали обетов до достижения раннего отрочества или до времени принятия всех обетов, то есть до 21 года. Дети имели право посещать своих родных и проводить каникулы дома, помогая по хозяйству.

Традиционно молодые монахи жили в доме своего учителя, а если отправлялись в большой монастырь за пределами своей области, то жили вместе с учителями в землячествах, которые составляли более крупные подразделения. В лице наставников молодые монахи находили образец для подражания и вторую семью. В юности монахи подвергались постоянному жесткому контролю со стороны монастырского начальства. Ругань и побои были обычным наказанием даже для тулку.

Монастырская система образования неизменна и поныне. Она ограничивается заучиванием молитв и священных текстов; занятия проходят в группах. Индивидуальное обучение получают только тулку. Существует также метод обучения с помощью дебатов. Позднее монахи получают подробные инструкции к текстам и практикам, они могут выбрать себе специализацию для дальнейшего обучения.

Нужно сказать несколько слов о дифференциации монахов в тибетском буддизме. Логично, что они отличались друг от друга количеством данных обетов. Первые обеты давались в раннем возрасте, их было пять: не убивать, не красть, не прелюбодействовать, не употреблять опьяняющих напитков, не обманывать. Посвящаемый получал степень геньена (dge-bsnyen). Далее следует первая монашеская степень - гецул (dge-zhul) и принятие еще пяти обетов: не иметь денег, не развлекаться, не сидеть на высоком месте, не украшать себя и не есть в неположенное время. Настоящим монахом считается гелонг (dge-slong), он уже следует более чем двумястам пятидесяти обетам. Монах при желании мог сдать экзамен в той области, которую он изучал, и получить ученую степень, но в результате параджики он мог ее потерять.

Собственность монаха, помимо уже перечисленного, составляли четки, венчик для смахивания живых существ с поверхности воды, бритва и шапка. Одежда состояла из панцали - некое подобие юбки, цамца - рубаха без рукавов, дебель - халат (мог быть летний или зимний). Послушники носили коричневые халаты, гецулы - красные, а гелонги - желтые.

Главнымлицомв монастыреявлялсяхамболама - настоятель. У него был заместитель, выполнявший функции администратора - царджилама. Ширетулама руководил службами. Далее следуют более низкие должности: гебкуй-лама следил за дисциплиной, его атрибутом был жезл. Умзат-лама начинал чтение молитв, а за ним подхватывали остальные. Самыми незначительными должностями были чодпо-лама, ответственный за подношения, и чжама-ламы - монастырские повара.

Распорядок дня у всех них различен. Подъем - в пять утра; первым просыпался гелонг и будил остальных, кто находился с ним в одном помещении, но одевался он только после того, как геньен поднесет ему одежду. Геньены занимались уборкой, а гелонг в это время совершал ритуал, направленный на «благотворительность» различным духам, который длился 1,5-2 часа. Далее гелонг принимал пищу и занимался общественной деятельностью, три раза в день к нему приходили ученики. Около пяти вечера было собрание, а в 10 часов он ложился спать. Младшие же члены духовенства почти весь день занимались различными практиками.

Что касается тибетцев-мирян, то их практики ограничивались подношениями, воскурением благовоний и начитыванием мантр. Это, прежде всего, обусловлено недостатком образования и тем, что в Тибете никогда не практиковалось массовое обучение медитации. Кроме того, материал для систематического изучения буддизма на современном разговорном тибетском языке недоступен. Миряне, занимавшиеся тантрой вместе с йогинами, составляли меньшинство.

На Западе же большую часть общины составляют миряне. Здесь люди приходят к буддизму уже довольно начитанными, и они имеют возможность получить самые подробные пояснения, плюс к этому они могут беспрепятственно осваивать любые практики. Европейцу необязательно иметь наставника, так как книги написаны современным языком и вполне понятны. Но хромает отбор материала, потому что европейцы редко учат наизусть тексты и не обсуждают их по пунктам. Мы ходим не в монастыри, а в дхарма-центры и хотим изучать серьезные учения взахлеб, не дожидаясь нужной для практики квалификации. Редко декламируют священные тексты, так как хотят, чтобы они были доступны на нашем языке. Спектр внимания европейца сильно ограничен, поэтому без его стимуляции многие быстро теряют интерес. Мы не терпим половой дискриминации и не терпим, как тибетцы, обучения медленными темпами, желая быстрого достижения результатов.

Из-за разницы культур возникает недопонимание между учеником и учителем, если они рождены в разной культурной среде, и весьма нечасты случаи глубокого постижения наставлений и учений.

В Европе во второй половине XX века увеличилось число буддийских монастырей. Некоторые тулку даже перерождаются на Западе. Тем не менее, сильной тенденции к увеличению числа монахов не наблюдается.

Первые бхикшу Будды жилив шалашах, пещерах, часто ночевали в лесу, под одиноким деревом, в расщелине скалы и других неуютных, но способствующих углубленному и обо-стренному восприятию местах.

Будда отменил и даже запретил мучительные самоистязания, столь близкие сердцу индийских искателей истины. Внешняя опрятность буддийских бхик-шу резко контрастировала с грязными, покрытыми пеплом и навозом брахман-скими аскетами. Чистота и строгая кра-сота царили в вихарах - первых буддий-ских монастырях, которые возникли сначала в двух, подаренных ему рощах— Велувана и Джетавана. Буддийские мона-стыри для многих казались раем на зем-ле, обетованными оазисами внутренней и внешней чистоты, где усталый путник мог бы предаться размышлениям и со-зерцательной практике без помех» в ти-шине и спокойствии.

Один раджа как-то сказал Будде: «Ви-дел я на своем веку немало шраманов, ве-ликих подвижников, живущих совер-шенной жизнью до последнего вздоха, но такой совершенной, законченной по-движнической жизни, Владыка, как здесь, нигде не встречал. Всюду смута, раздоры, волнения: сражаются цари с царями, князья с князьями, горожане с горожанами, брахманы спорят с брах-манами, ссорятся мать с сыном, отец с матерью, отец с сыном, брат и сестра между собою, друг со своим другом. Здесь же, Господин, я вижу монахов, жи-вущих в согласии, бхикшу, живущих в единении, без распрей. Нигде, нигде, Господин мой, я не видел столь едино-душного собрания, как здешнее».

В Дхаммападе есть такие строки, под-тверждающие слова раджи: "О, мы жи-вем очень счастливо, невраждующие сре-ди враждующих; среди враждебных людей живем мы, невраждебные. О, мы живем очень счастливо, небольные сре-ди больных; среди больных людей живем мы, небольные. О, мы живем очень сча-стливо, хотя у нас ничего нет. Мы пита-емся радостью, как сияющие боги".

Главное воздействие оказывали на людей дела самих буддий-ских бхикшу: многие убеждались, что бхикшу Шакьямуни на деле осуществи-ли тот жизненный идеал, о котором из-древле говорили мудрецы Индии. "Мно-гие люди порочны, — повторяли бхикшу слова Учителя, — но мы, последователи великого Будды, будем терпеть оскорб-ления, как слон в битве — стрелу, выпу-щенную из лука". Милосердие ко всем — девиз бхикшу. Он знает, как много в ми-ре зла, и не хочет умножать его. "Все дрожат перед наказанием, жизнь прият-на для всех — поставь себя на место дру-гого. Нельзя ни убивать, ни понуждать к убийству".

Этот принцип "ахимсы" — непричине-ния вреда живому и природе, который является одним из положений восьме-ричного пути арьи, всегда встречал от-клик в сердцах людей Индии. Для то-го, чтобы достичь такого уровня, необходима постепенная борьба со страстями. Поэтому Будда говорил: "Кто сдерживает пробудившийся гнев, как пытающуюся сойти с дороги колесницу, того я называю колесничим: остальные просто держат вожжи". Овладение сту-пенями духовного пути рассматрива-лось Буддой как "некий ряд постепенно восходящих уровней. Начав с внутрен-ней решимости победить в себе волне-ние преходящего и суетного, человек подавляет свои темные, злые качества и наклонности. Он должен, во-первых, быть добр ко всем, во имя освобожде-ния себя и других от власти зла. "Ис-тинный бхикшу, — говорил Будда, — не разрушит ничьей жизни. И ни страх, ни иные соображения не заставят его отбросить милосердие и сострадание, он дружественен и внимателен ко всем существам, одаренным жизнью. Он, бхикшу, должен избегать лжи, кражи, должен быть целомудренным, правди-вым, должен отбросить грубость, жад-ность, празднословие, искать во всем справедливость".

Некоторые аскеты, даже получив по-священие от Будды, имели старые при-вычки. Они, например, пугали населе-ние деревень своим видом или действиями. Но Будда не советовал так поступать бхикшу. Он говорил: "Так же, как пчела, садясь на цветок, не ломает его лепестков, а только берет некоторое количество нектара, так и совершен-ный бхикшу, появляясь в деревне, ни-чем не нарушает ее спокойствия, беря немного пищи себе на пропитание".

Учитель советовал не поддаваться оскорблениям других и в ответ не взра-щивать в себе гнев по отношению к тем, кто не воспринимал и хулил Дхарму.

"Если те, которые не с нами, о бхикшу, стали бы порицать меня, или Дхарму, или Сангху, то вы не должны по этому по-воду впадать в гнев, вражду или досаду.

Если же вы впали в раздражение по этому поводу, то для вас, а не для против-ников ваших появилась бы опасность, так как вы потеряли бы способность су-дить: верно ли было то или нет, о чем они говорят?" — спросил Будда. "Не должно, Учитель", — отвечали бхикшу.

"Если станут говорить так, то, о бхик-шу, вы должны объяснить, что именно неправильно в их суждениях, и сказать им: "Это неправильно, это не так, это у нас не одобряется".

Будда учил, что бхикшу должен обла-дать не только нравственным совершен-ством, но и целостным самообладани-ем и осознанием, терпеливо переносить все тяготы и лишения подвижнической жизни.

"Размышляющий мудро переносит и холод, и зной, и голод, и жажду, не бо-ится ядовитых насекомых, ветра, солнца и змей. Он не отвечает тем же на слова поношения, спокоен перед телесными страданиями, перед самыми горькими муками, томительными, беспокойными, разрушительными для жизни".

Когда на бхикшу нападал ужас или страх, то Будда советовал в таких слу-чаях обращаться к трем драгоценнос-тям: "Я вам, бхикшу, так говорю: если на вас в лесу, или под деревом, или в пу-стой келье найдет страх, оцепенение, мороз по коже, вспомните тогда о Татхагате таким образом: "Он, Джина, свя-той, истинно-просветленный, совершен-ный в знании и поведении, Сугата, познавший мир, непревосходимый, ук-ротитель буйных, Учитель богов и лю-дей, Пробужденный, Бхагават". Как вспомните обо Мне, так тот страх, оце-пенение, мороз по коже, что найдут на вас, отпустят вас.

А не вспомните обо мне, так вспомни-те об Учении: "Возвещено оно во благо Победоносным Буддой, Дхарма, зримая, бесконечная, ко всем обращенная, при-тягательная, внутренне познаваемая проницательными". Как вспомните вы о Дхарме, так тот страх и оцепенение, что найдут на вас, отпустят вас.

А не вспомните об Учении, вспомни-те о Сангхе: "На благом пути Община слушающих Будду, на прямом пути Сангха слушающих Джину. Достойна она почитания, очень достойна, заслуживает благоговения. Она для мира - высшее поле заслуг". Как вспомните вы об Общи-не, так тот страх, оцепенение и другое отпустят вас.

Почему это так? Потому, о бхикшу, что Татхагата — Архат, Истинно-про-светленный, свободен от страсти, свобо-ден от ненависти, свободен от заблужде-ний, лишен страха, нет у Него боязни, не подвержен панике и испугу".

«Истинный бхикшу проходит среди волнений жизни ""тихим и свободным", не ищет почета или уважения. Он укро-тил все желания сердца, никого не осуж-дает, в нем нет ненависти к грешникам, но нет и одобрения. Он излучает в мир волны радости и дружественности, ми-лосердия и сострадания, при равном от-ношении ко всем. Ибо совершенно отре-шение радостного, познающего и созерцающего истину. Совершенен твердый духом, не наносящий никому страдания. Совершенен покончивший со всякой страстью, победа над сопро-тивлением "Я" поистине есть высшее наслаждение».

"Никогда капля росы не удержится на лепестке лотоса; никогда мудрый не прилепится ни к чему из того, что ви-димо, слышимо и создано. Кто стрях-нул с себя все греховное, тот ничего не воспримет в жадности из видимого, слышимого и созданного. Он не ищет очищения посредством другого, ибо ничто, идущее извне, не радует и не огорчает его*.

Нирвана, о которой учил своих учени-ков Будда, является уделом старатель-ных и прилежных. Путь к ней — чистое созерцание. Архат, отбросивший при-вязанности, свободный от суеты, печа-ли и радости, закаленный в школе са-моуглубления, при жизни приобщается к "непроявленному бытию". Тем самым он освобождает себя от дальнейших странствий в мирах сансары.

Слава великого Будды разносилась львиным голосом по всей земле Магадхи. Дошла она и до Капилавасту — родины Пробужденного. После пяти лет служения людям Будда решил навестить родные места. Для него они были как места своего рода прошлой жизни.

Весть о его приближении привел Шакьев в смятение: престарелый раджа Шуддходана был рад наконец уви-деть единственного сына и приготовил пышную встречу. Он приказал убрать дворец цветами и созвал многочислен-ных гостей. Впрочем, среди Шакьев на-ходились и такие, которые не разделяли отцовской радости: им казалось унизи-тельным встречать с такими почестями нищего бродягу, покинувшего отца, из-менившего своему долгу. Их ропот при-вел Шуддходану в некоторое замеша-тельство.

Между тем Пробужденный с большой свитой бхикшу, в неизменных красно-вато-желтых одеяниях, приблизился к родному городу и расположился в ро-ще неподалеку от главных ворот. Узнав об этом, Шуддходана не знал, как ему поступить. Отцовское чувство влекло его немедленно поспешить навстречу ушедшему много лет назад сыну, но, с другой стороны, он не мог устранить уязвленную гордость раджи и свою не-приязнь к бхикшу, которых он рассмат-ривал как источник своего несчастья, и это останавливало его. Ведь цари не бхикшу, которые свободны от предвзя-тых мнений.

В конце концов, отец в нем победил ца-ря, и он отправился в рощу искать Сиддхартху. Когда же он и его свита, уви-дели царевича в нищенском рубище, с обритой головой, с чашей для подая-ния, от печали и негодования они не могли произнести ни слова.

Пробужденный устранил тягостность момента демонстрацией чудесных пре-вращений. Он поднялся в воздух и сел в йогическую позу, распространив из своего тела тысячи радужных лучей, на концах которых образовались сияю-щие будды, выпускающие в свою оче-редь такие же лучи с такими же буддами, сидящими в лотосе, чуть меньшего раз-мера, так что в следующий момент все видимое пространство заполнилось ми-риадами пульсирующих светом будд. За-тем манифестация сменилась другой: лицо его стало поразительным образом меняться, являя на краткий миг образы будд-предшественников и будд гряду-щих, из груди его вырвалось ослепитель-ное пламя, затем поток журчащей во-ды, поднялся вихрь, разметавший тело Муни на множество мельчайших час-тей, которые через некоторое время вновь собрались, образуя стоящую фигу-ру Пробужденного...

Люди онемели от изумления. Однако даже такое проявление могущества, ука-зывающее на полное овладение тайной проявленного существования, не пре-одолело предубеждений раджи. Он сно-ва увидел нищего аскета. Сердечной бе-седы не получилось, и понимания не прибавилось. Растерянный раджа уда-лился в самых противоречивых чувст-вах. Наступила ночь, и бхикшу пришлось ночевать под открытым небом.

Наступило утро и Пробужденный вме-сте со всеми, как ни в чем не бывало, отправился в город просить милосты-ню, опустив глаза и в полном молчании. Когда слух об этом дошел до Шуддходаны, в доме начался переполох. Гордость шакьяского раджи была еще более пора-жена, он поспешил найти сына и осыпал его упреками: "Неужели у нас не найдет-ся пищи для твоих бхикшу? — кричал он, — не срами нашего славного царско-го рода! У нас никогда в роду не было нищих!

Пробужденный спокойно и невозму-тимо отвечал, что Он более всего це-нит не кровное, а духовное родство и что Его великие предшественники Буд-ды также странствовали, живя подаяни-ем. Видя, что отец смягчился, Будда дал свое согласие вступить под кров бывше-го родного дома.

Едва он вошел, ему навстречу выбе-жала его жена Яшода. Увидев мужа в одежде странствующего аскета-шрамана, она бросилась к Его ногам, залива-ясь слезами. Отец в это время оплакивал горькую судьбу невестки и рассказывал, что с самого того дня ухода она была ему верна и вела почти подвижничес-кий образ жизни.

Насколько возможно щадя человече-ские чувства своих бывших родных, Про-бужденный Сиддхартха Гаутама долго вел речь о достоинствах и пользе отре-шенной жизни, о тщетности мирского су-ществования, о причинах возникнове-ния волнения в этом мире.

Зрелище было необычным и удиви-тельным. Воинственные Шакьи и ни-щие бхикшу находились рядом. Гордыня, спесь, высокомерие сошлись с терпи-мостью, смирением и рассудительнос-тью. Такого не видывал дворец Шуддходаны. Многие из Шакьев, оставив прошлое, услышав от бывшего цареви-ча: "Приди ко мне, о бхикшу!" — облачи-лись в монашеские одежды.

Будда утешил Яшодхару, рассказав ей о предопределенности случившегося, о неизбежности для каждого живого ра-но или поздно задуматься о вечной не-разрушимой обители. Ей и Шакьям Он поведал о восьмеричном пути истинных арьев, а не по роду и происхождению. Он раскрыл перед ними тайны былых рождений, объясняя деяниями прошло-го глубинный смысл своей и их судеб. Будда предложил Маудгальяяне, всеведающему и мудрому, поведать древнюю ис-торию всех будд и происхождение рода Шакьев, чем привел присутствующих в восторг, заставив многих глубоко заду-маться и припасть после повествования к стопам Учителя.

Через некоторое время к нему подо-шел мальчик. Все это время он вместе со всеми слушал необычного странника, и когда присматривающие за ним уже были не в силах скрывать от него, кто это, он подбежал и попросил у отца на-следства, как ему подсказали. Отец так описывал свою жизнь, что отношения между отцом и сыном наладились без посредников, и Рахула не захотел с ним расставаться, попросившись в Сангху. Несмотря на некоторое недовольство упрямых Шакьев, "сам ушел, да еще ре-бенка сманил". Он принял Рахулу в Санг-ху, сказав: "Приди ко мне, о бхикшу". При этом Будда сказал, что принимать детей в Сангху можно только с согласия родителей.

Через несколько дней после встре-чи бхикшу последовали далее за Про-бужденным, который шел теперь ря-дом со своим сыном. По пыльной дороге последовало и множество Шакь-ев, одевших одежду бхикшу. Будущее покажет, что они, таким образом, обре-ли не только невидимую обитель, но и в прямом смысле спасли свои жиз-ни от уничтожения в последней для Шакьев битве. Очень многие приняли обеты Панчашилы, став упасаками или упасиками, как Яшода, бывшая жена царевича.

После посещения Ка-пилавасту Сангха пополнилась многими родными самого Будды. Обеты бхикшу приняли многие Его знакомые по дет-ству и юности. Таковыми были Нанда, Дэвадатта, Ананда и многие другие, ко-торые влились в общину сразу вместе после проповеди во дворце Шуддходаны. Двое из них, его двоюродные братья, Ананда и Дэвадатта впоследствии стали играть весьма заметную роль в жизни буддийской Сангхи: один преданно слу-жил Ему всю жизнь до конца, другой из зависти и дурных наклонностей всячес-ки мешал Пробужденному, пытаясь рас-колоть Общину.

"Когда глупец на свое несчастье ов-ладевает знанием, оно уничтожает его удачливый жребий, разбивая ему голо-ву. Он может возжелать неподобающе-го ему положения среди бхикшу и влас-ти в вихарах и почитания других родов", — эти слова Будды были сказаны именно про Дэвадатту, двоюродного брата Гаутамы, который причинил Учи-телю много огорчений за все то время, пока он был в сангхе.

Каких только способов не измышлял он, чтобы умалить Будду в глазах окружа-ющих и увеличить собственное значе-ние! Он предлагал бхикшу свою власть, предлагал отстранить Будду от руковод-ства сангхой, пытался занять его место. Он затевал интриги при дворе махара-джи Магадхи с целью опорочить Гаутаму Будду, но Аджаташатру не пошел на предложения Дэвадатты. Когда в сре-де бхикшу или мирян возникали разно-гласия, то Дэвадатта оказывался в гуще происходящего и раздувал все кофликты до внушительных размеров.

Будда обладал гибким умом: если усло-вия менялись, то соответственно меня-лись и некоторые правила, регулирую-щие жизнь общины. С появлением вихар-монастырей многие правила лес-ной жизни бхикшу оказались если не невыполнимыми, то, по крайней мере, не нужными в новых условиях прожива-ния. Поэтому Будда отменил ряд пра-вил, основанных на прецедентах ран-ней скитальческой жизни, и смягчил Винаю. Это сразу было расценено не-которыми ревнителями суровой жиз-ни как отступление от святости, чем не преминул воспользоваться Дэвадатта.

В этом проявилась неумеренность Дэ-вадатты, его двойственность. Во-пер-вых, когда он вошел в доверие к быв-шему царевичу Аджаташатру, ему и его окружению, бывшим с ним младшим монахам, подавали ежедневно по 500 порций риса на молоке. Не в силах усто-ять перед такими почестями, Дэвадатта возгордился, что и стало началом его па-дения. Во-вторых, уже замыслив раскол сангхи, Дэвадатта предложил Пробужденному ввести в общину более суровые правила, в том числе полностью отказаться от употребления мяса и ры-бы, не ночевать в помещении и другое. Таким образом, Дэвадатта был неуме-рен в самом буквальном смысле: не знал меры и отклонялся от нее то в одну сторону — чрезмерного переедания, то, в другую — чрезмерного поста.

Собрав, таким образом, недовольных, числом около пятисот, Дэвадатта предъ-явил Будде требование: отказаться от новшеств, от монастырей, от оседлости, вернуться к более частым проведени-ям обряда Пратимокша. В требовани-ях Дэвадатты сквозила ревность к Будде, и преобладало внешнее, формальное и догматичное отношение к практике.

Будда отверг все притязания расколь-ника. Дэвадатта не подчинился, ушел из сангхи в лес, увлекши за собой полты-сячи аскетов. Бхикшу, благодаря увеще-ваниям Шарипутры и Маудгальяяны, были возвращены — двум великим стхавирам ("старейшинам") пришлось при-менить чудесные превращения и устро-ить интереснейший диспут, но сам Дэвадатта не оставил своих преступных замыслов. Он подослал к Будде наем-ных убийц, но на них напал страх и ужас, впоследствии и они приняли его Учение.

В другой раз Дэвадатта взобрался на гору и сбросил на проходящего внизу Будду и его учеников огромный кусок скалы. Но этот камень упал на две скло-нившиеся друг к другу вершины, так что Будда лишь слегка ушиб себе ногу.

В третий раз, находясь в Раджагрихе и зная, что там есть буйный слон, топ-чущий людей насмерть, Дэвадатта под-говорил людей пустить его по той уз-кой улице, по которой пойдет Бхагават. Архаты и Арья сначала просили Учите-ля свернуть куда-нибудь и уклониться, но Будда успокоил их, сказав, что "Буд-ды насильственной смертью не умира-ют". После этого Арья-святые действи-тельно отступили, не искушая судьбу, остался один Ананда, который тогда еще не был архатом, но "просто любил" просветленного. Он пытался заслонить собою учителя, но Будда попросил его не делать этого и отойти. Когда разъя-ренный слон приблизился, Будда сми-рил его добротой, и животное успокои-лось, и мирно подошло.

Будда часто рассказывал ученикам о кармических причинах, приведших Дэвадатту на дурной путь. Эти причины были посеяны еще в далеких прошлых жизнях, когда Дэвадатта, будучи другим существом, злыми деяниями сотворил себе собственную карму, чтобы во вре-мя жизни Пробужденного противостоять Ему. Принял его Шакьямуни исклю-чительно из милосердия, чтобы смяг-чить его последующую участь.

Деятельность Будды и без происков Дэвадатты была полна всевозможных приключений и опасностей. Несмотря на его величайший при земной жизни ав-торитет, у него находились и другие вра-ги, которые чинили ему препятствия.

Свирепый разбойник Амгулимала, объявленный вне закона за то, что он убивал каждого попавшегося ему пут-ника, после неудачной попытки запу-гать Будду обратился в буддизм, был принят в члены сангхи и мирно окон-чил свои дни монахом.

Один брахман, по имени Магандия, предложил в жены Будде свою красави-цу дочь, несмотря на принадлежность последнего к другой касте и на данный им обет безбрачия. Своим отказом Буд-да нажил в лице отвергнутой им краса-вицы непримиримого врага: впослед-ствии она вышла замуж за сына царя и пыталась отомстить Будде.

Ему пришлось пережить многое: и лживые обвинения со стороны про-тивников, проповедников иных учений, и откровенное презрение со стороны людей, особенно родных и близких кша-триев, считавших, что такому здорово-му, крепкому мужчине лучше было бы за-няться земледелием или каким-нибудь другим полезным трудом.